skincareskills.com

Александр Анатольевич Колотов: персональный сайт

Колотов А.А. Две тайны одного лондонского дня: автомобиль и аэроплан в «Миссис Дэллоуэй» Вирджинии Вулф // Проблема национальных идентичностей в литературах Старого и Нового света: Материалы Международной научной конференции. Минск, 17-19 сентября 2002 г. / Под ред. Ю. Стулова. Минск: БГУ, 2002. – 156 с. – С.55-56 – PDF-скан с разбивкой по страницам

 

На самых первых страницах романа "Миссис Дэллоуэй" случаются два небольших происшествия. Сначала внимание прохожих на Бонд-стрит привлекает автомобиль, в салоне которого восседает "сверхзначительное лицо". Но кто именно? Принц Уэльский, королева, премьер-министр? Сие остается тайной как для всех наблюдателей этой сцены, так и для читателей.

Нарративный фокус между тем следует за таинственным автомобилем через Пиккадили по Сент-Джеймс-стрит и расстается с ним только у ворот Букингемского дворца, где случается второе таинственное событие: взмывший в небо аэроплан выводит дымом буквы какой-то рекламы. Но какая это реклама? Glaxo? Kreemo? Toffee? И что за буквы? C? E? L? K? Y? R? Определенного ответа мы снова так и не получаем.

Два этих происшествия, несмотря на их кажущуюся незначительность, обнажают характерные особенности всего романа в целом. И автомобиль, и аэроплан сами по себе выступают в качестве связующих звеньев для перемещения повествовательной точки зрения вдоль лондонских улиц — с их помощью (ибо они выступают в качестве общих для всех объектов наблюдения) мы на мгновение проникаем внутрь сознания совершенно разных людей: Эдгара Дж.Уоткинса, Мол Прэт, Сары Блечли, Эмили Коутс, мистера Боули и других рядовых лондонцев. Постоянная смена ракурса и несовпадение мнений подчеркивает преходящесть и относительность событий, свершающихся в настоящем (недаром автор с иронией говорит о том, что подлинное имя "сверхзначительного лица" будет известно только археологам будущего). Мир, таким образом, лишается определенности и однозначности — даже повествователь не имеет понятия ни о личности таинственного пассажира, ни о том, какие буквы выводит аэроплан в лондонском небе. Подобная относительность всего и вся тесно переплетается с темой безумия одного из героев романа, ветерана войны Септимуса Смита: если даже нормальные лондонцы воспринимают мир и события в нем совершенно по-разному, то в чем тогда принципиальная отличие от них Септимуса, прозревающего за миром еще большие глубины, божественную красоту за дымными словами воздушной рекламы? Так безумие героя получает в тексте имплицитное оправдание. Более того, именно его мир — мир сумасшедшего, а не мир обычных лондонцев — становится определяющим для Клариссы Дэллоуэй, символически отождествляющей себя с ним, ветераном войны, чьего имени она даже не знает. Тем самым выясняется, что подлинная разгадка двух тайн одного июльского дня заключается не в имени пассажира автомобиля и не в словах воздушной рекламы, но именно в том, что видит в этом Септимус — мир, готовый взметнутся пламенем из зашторенных окон автомобиля, и божественную красоту, проступающую сквозь дымные слова, что выводит аэроплан в лондонском небе.